Тётушка, мать и мальчик

[duchelub.livejournal.com]

  Я познакомилась с ними лет в шесть, году в 48-ом. Мама сказала: Мы пойдём с тобой к зубному врачу.

- Но у меня не  болят зубы.

- Зуб болит у меня,- ответила мама- а ты посидишь рядом. Дома я тебя одну не оставлю.

Далеко идти не пришлось. Деревянный домишко, в котором  жила и принимала  врачиха, находился на нашей же улице. Дверь, выходившая на двуступенчатое крыльцо, была приоткрыта. Постучав, но не услышав ответа, мы шагнули в маленькие сени, а из них  - в  небольшую комнату  с занавесочками, салфеточками и фарфоровыми безделушками на полках. Центральное же место в комнате занимало сооружение,явно, главное в доме, от которого я не могла отвести глаз. Оно состояло из высокой тонкой металлической палки, которая соединялась приводным ремнём с большим колесом и педалями. Высоко от пола  от этой палки отходила ещё одна, но гораздо короче, на конце которой болталась на верёвке (так мне казалось) какая –то штуковина с толстой иглой, больше похожей на шило.

 

- Прялка феи Карабос или бабы Яги, - вспомнила я  иллюстрацию к  «Спящей красавице»  Перро.

- А вот и баба Яга, - подумала я, ни капли не испугавшись. Этот фольклорный персонаж никогда  никакого страха мне не внушал: как можно бояться глупую бабу Ягу, которую мог обмануть любой, от Ивана – дурака до ребёнка. Даже малыши Гензель и Гретель  смогли посадить её на лопату и засунуть в печь. Смех, да и только!

  Итак  в комнату вошла маленькая старушка, чьи спинной горб,  крючковатый нос и подагрические пальцы с распухшими суставами, похожими на когти хищной птицы, указывали на несомненное родство со сказочным персонажем. Она поздоровалась и,  пригласив маму сесть во врачебное кресло, заговорила со мной, заглянула в мой рот, шутливо пожалела о том, что нет для неё в нём работы, предложила для развлечения поиграть безделушками, но услышав мой отказ и удивившись ему, сосредоточилась на маме, обречённо поникшей в кресле. Во время разговора я поняла, что никакая  она не баба Яга и не фея Карабос, эта старушка – врачиха. Её глаза смеялись, а по лицу разбежались весёлые морщинки. Теперь же оно стало строгим и сосредоточенным, рот – жёстким; властным голосом отдавала она короткие приказы маме, всё тело которой напряглось,  остановившиеся глаза с ужасом смотрели на конец иглы, то опускающейся  и хищно впивающейся в зуб, то на короткий момент поднимающейся перед новой атакой.

 Старческие  скрюченные пальцы старушки с силой сжимали сверло, сдерживая его дрожь, правая нога беспрерывно нажимала на педаль, обеспечивая равномерную скорость его вращения. Вся конструкция при этом ревела, как дрель, вгрызаюшаяся в каменную стену.  Даже шестилетнему ребёнку стало понятно, что для укрощения  зверской машины врачу требовался сильный характер. Боль, которую испытывал пациент от средневекового медицинского чуда техники, не возьмусь даже описывать. И если я не ревела при взгляде на  маму и не бежала от страха и ужаса прочь, то только из-за отсутствия опыта в лечении зубов.

 Старушка (назовём её Фаиной Львовной) жила с племянницей и её сыном, лет четырнадцати. Племянница, Софья Ароновна, была нашим районным врачом –терапевтом. Мне она запомнилась дамой без возраста. По прошествии 20 лет она выглядела, как и в день моего с ней знакомства. Плоское серое лицо, крупный  мясистый нос с широкими ноздрями нависал над верхней губой. Губа то и дело поднималась к хищно раздувающимся  и шумно  втягивающим воздух ноздрям, а глаза при этом дружно мигали, не давая разглядеть их цвет. Неплохой врач, по отзывам пациентов- обитателей нашей улицы, у своей тёти она была под каблуком. С сыном у неё сложились дружеские, даже панибратские отношения. Он называл её Софи, она звала его по имени, Изей.

  Фаина Львовна страстно любила внучатого племянника, и он её. Называл бабушкой. Бабушку панибратство страшно возмущало. Не могла она принять этот тип отношений и считала его опасным, губительным для мальчика.

- Мало того, что он растёт между двух юбок, - говорила она. – Так ещё и мать превращается из мамы в подружку.Необходимо сохранять расстояние между  матерью и сыном, которое мальчик должен ощущать как материнский авторитет, но не  как помеху душевности и определённой степени доверительности. Я говорю  «определённой степени», так как  полное душевное обнажение, выворачивание себя наизнанку излишни , да и невозможны.

  Фаина Львовна ни на секунду не хотела признать возможность того, что именно она лишила племянницу авторитета в глазах сына, хотя можно ли лишить человека характера, которого у него нет.

- Трудно Изику будет выбрать жену,- заключала Фаина Львовна. И как в воду  глядела.

У Изи не было подружек. Умный, привлекательный парень, толковый эрудированный  инженер  не только не спешил, но, казалось, и не собирался жениться. Забеспокоилась мать и взяла поиск невесты в свои руки, но безуспешно. Возмиожно, слава маменького сынка бежала впереди Исаака. Сам он сохранял олимпийское спокойствие и никакой инициативы не проявлял. Его волновала карьера, невозможность найти достойного применения своим способностям, удручало клеймо пятой графы, что естественно привело к репатриации в Израиль в 70-ые годы.  Перед отъездом удручённая мать пришла прощаться к моим родителям со слезами на глазах. Будущее страшило.

    Много лет  мы не имели о них  вестей. В дявяностые годы узнали случайно, что Софи умерла. (Тётушка её умерла до их репатриации). Исаак остался холостяком.

   Была ли старушка права?

   

 

 

 

 

 

Comments

Re: вот так выглядит текст

[ari100crat.livejournal.com]

Нормально.
Да... Очень часто маменькины сынки не готовы ни к жизни, ни к отношлениям
с женщиной. Они часто не женятся, а если женятся, то жена всегда бесится от
этих "святых тесных отношений между мамочкой и сыном"
У меня была знакомая в такой ситуации.
Даже на вечеринках, ее муж должен был звонить мамочке по пять раз
Спрашивал как ее давление, как она поела, как она... И подробно рассказывал ей о том, как прошел его день.
Мою знакомую это ТАК бесило!!! Ведь это экстрим.