История одного романа

[snake-elena.livejournal.com]

Ромуальд Парфеныч Востриков, главный бухгалтер небольшой конторки под пышным названием «Росмоспотребснабсбыт», неизвестно каким чудом сохранившейся до наших дней, тщательно наточил карандаш и нацелился острым графитным кончиком в самый центр белого листа.
-Девственно белого листа, - поправил себя Ромуальд Парфеныч и вывел красивую округлую букву «Р».
Тут нужно сделать небольшое отступление. Ромуальд Парфеныч был человеком респектабельным, добродетельным, немного чванливым и жизнью своей в общем и целом довольным. Он гордился своим уникальным именем и был искренне благодарен родителям за то, что они не назвали его каким-нибудь банальным Николаем или Петром; гордился местом работы и должностью – название конторы звучало более чем солидно, а того, что кроме главного бухгалтера там другого-то и не числилось, никто не знал; гордился тем, что всю свою жизнь проработал в одном и том же месте, никого никогда не подвел и был человеком уважаемым.
В общем, Ромуальда Парфеныча можно бы назвать человеком счастливым, если бы не одно но. За всю свою жизнь он так и не женился. Женщины, конечно, встречались, как без них, но все несерьезные какие-то, пустышки. И каждая – каждая! – была недовольна его именем и пыталась его изменить. Одна называла Ромуальда Парфеныча «Ромик», другая придумала какого-то «Альда», будто он испанец, а третья и вовсе звала его «Муля», чего Ромуальд Парфеныч, разумеется, выдержать не мог. В общем, с женщинами и женитьбой не сложилось, детей, соответственно, Ромуальд Парфеныч тоже не нажил и жил один-одинешенек, если не считать кота по кличке Бестиарий – любил Ромуальд Парфеныч имена и названия пышные, что греха таить.
Он никогда не путешествовал, даже за город-то выезжал считаное число раз, не предавался излишествам и жизнь вел чинную и спокойную. Но у Ромуальда Парфеныча имелась одна мечта. Он хотел написать роман. Даже так – Роман. С заглавной буквы. Воображение у Ромуальда Парфеныча было живое и богатое, так что за сюжетом дело не станет. И почерк каллиграфический. Да-да, почерк. Хотя к своему почти пенсионному возрасту Ромуальд Парфеныч и освоил компьютер и даже всемирную сеть Интернет, писать он предпочитал по старинке – карандашом по бумаге. И вот как раз сейчас он с трепетом приступил к исполнению своей мечты.
На «девственно белом» листе формата А-4 он вывел своим каллиграфическим почерком:
РОМАН
ЖИЗНЬ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОМУАЛЬДА ПАРФЕНЫЧА ВОСТРИКОВА
АВТОР ГЭРРИ ХУЛИГЭН

И удовлетворенно вздохнул. Аккуратно отложив титульный лист в сторону, Ромуальд Парфеныч чуть-чуть помедлил и написал на следующей странице первую, давно обдуманную и тщательно сформулированную фразу:
«Ромуальд Парфеныч Востриков стоял на крыше шестнадцатиэтажного дома и внимательно смотрел вниз».

Дело в том, что Ромуальд Парфеныч жил, если можно так выразиться, двойной жизнью. Нет-нет, он был не тайным агентом или там супершпионом, а самым обычным бухгалтером (ну ладно, пусть главным бухгалтером, но все равно обычным). Просто в одной жизни, явной, он вел себя степенно и солидно, сообразно годам и положению, а во второй, воображаемой, иллюзорной, то и дело попадал в какие-то авантюры, приключения, разгадывал тайны и спасал мир. И вот теперь решил, что настало время поведать об этом всем, ведь эта воображаемая жизнь была куда интереснее и ярче, чем спокойное существование в «Росмоспотребснабсбыте». Он решил, что сам будет главным героем своего романа, ведь все эти восхитительные истории происходили именно с ним, пусть только в воображении. А вот с автором все было немного похитрее. Ромуальд Парфеныч здраво рассудил, что не могут и героя, и автора звать одинаково. Значит, требовался псевдоним. И псевдоним этот он создал сам. Гэрри – почти «герой». Ну, а Хулигэн и без объяснений понятно. Немного герой, немного хулиган, в общем, тот самый персонаж, в какого превращался Ромуальд Парфеныч, вернувшись с работы и переодевшись в домашнее.

***
Роман писался на удивление быстро. Впрочем, чему тут удивляться, если все эти пркилючения Ромуальд Парфеныч пережил лично, а уж с письменной речью у него никогда проблем не возникало, еще в школе его сочинения ставились в пример всем одноклассникам. И наступил день, когда Ромуальд Парфеныч написал последнюю фразу, поставил точку и задумался о том, что делать с рукописью дальше. Побродив немного по Интернету, он записал несколько адресов, перевязал пухлую пачку давно не девственно чистой бумаги шпагатом, аккуратно спрятал в портфель и поехал в центр.

Редактор, на стол которому легла рукопись, сначала выматерился («неужели нельзя было перепечатать на компьютере?» - в сердцах воскликнул он), потом прочел название, расхохотался и заглянул внутрь. Читать каллиграфический почерк Ромуальда Парфеныча оказалось даже легче, чем стандартный компьютерный шрифт Times New Roman, а содержание, как ни странно для самотека с идиотским названием, увлекло редактора не на шутку. Он сделал несколько правок, отдал текст младшему редактору на перепечатку и позвонил по указанному номеру телефона.
На следующий же день солидный и степенный Ромуальд Парфеныч Востриков сидел в кабинете главного редактора, потел, тяжело вздыхал, то и дело промокал лоб носовым платком и решительно отказывался от любых изменений в рукописи.
-Я, изволите ли видеть, - басил Ромуальд Парфеныч, - роман этот выносил и выстрадал так, как не всякая мамаша своего дитя. Я, изволите ли видеть, каждое приключение пережил самолично.
-Как это? – ахнул главный редактор. – Прямо вот… так? И даже ту волнительную сцену с ядерной боеголовкой? И монаха тибетского тоже вы…?
-Ну, не в том смысле, который вы в это вкладываете, - забасил Ромуальд Парфеныч, - но тем не менее. И менять что-либо отказываюсь категорически, воля ваша.
-Но поймите же вы, - взмолился главный редактор, - название не соответствует содержанию. Вообще. Покупатель глянет на обложку, решит, что это какое-нибудь не очень смешное юмористическое произведение, да и пойдет к следующей полке. А ведь ваш роман может в считаные дни стать бестселлером! Это же бомба! Я только и прошу, что поменять название и псевдоним. Неужели это так много? Да мы с вами такой договор заключим, что вы до конца жизни будете как сыр в масле кататься! Вот вы на Тибете были? Нет? Сможете съездить и своими глазами посмотреть все, что описывали. И в Америку. Да куда угодно! По рукам?
-Нет, нет и нет, голубчик, - покачал головой Ромуальд Парфеныч. – Для меня это вопрос принципа. Это роман обо мне, значит, и звать главного героя должны моим именем, и называться он будет так, как я себе вымечтал.

Разговор продолжался почти три часа и закончился ничем. Обе стороны остались при своих. Ромуальд Парфеныч, донельзя обиженный неосторожной обмолвкой главного редактора о странности и несовременности своего имени, запыхтел, сунул рукопись в портфель и покинул издательство, не попрощавшись.
Ровно то же самое произошло и в прочих издательствах. Никому не нравилось название, все хмыкали, глядя на псевдоним автора, и буквально каждый редактор так или иначе задевал имя Ромуальда Парфеныча. И кончилось все это тем, что он принес изрядно замусоленную рукопись обратно домой, спрятал ее в ящик стола и долго сидел на кухне, горестно шевеля усами и поглаживая Бестиария.
-Да, друг мой Бестиарий, - говорил он, вздыхая, - не научились еще у нас уважать автосркую волю. Печально все это, а что делать? Придется ждать светлых дней.
-Мяу, - соглашался Бестиарий, бодая серым лбом ладонь Ромуальда Парфеныча. – Мурр.
-То-то и оно, друг мой Бестиарий. Ну, пусть полежит, пусть полежит мой роман. Его время еще придет. И тогда весь мир узнает, как Ромуальд Парфеныч Востриков его спасал. Это вам не Брюс Уиллис какой-нибудь, это гораздо круче. А пока пойдем-ка мы с тобой поужинаем, друг мой Бестиарий. Война войной, а обед по расписанию.

Рукопись Ромуальда Парфеныча Вострикова до сих пор лежит в ящике его письменного стола и ждет того светлого дня, когда какой-нибудь продвинутый редактор согласится издать ее as is, без вмешательства, правок и изменений. И тогда бомба взорвется, а читатели, наконец, поймут, что такое «настоящая литература». Вот бы этот день наступил скорее, а?